Предисловие переводчика к книге «Махавидьи в индийской Тантре»

Предисловие переводчика к книге «Махавидьи в индийской Тантре»

Виктория Дмитриева

Книга Дэвида Кинсли о десяти Махавидьях — богинях индийского тантрического пантеона — пока что единственное серьезное исследование на эту тему, сделанное западным ученым. Автор не только знакомит нас с загадочными богинями Махавидьями, давая подробную характеристику каждой из них, но стремится проникнуть в суть символизма их колоритной, порой шокирующей внешности, ритуального поклонения им и йогического взаимодействия с ними. В этом смысле, канадский индолог продолжает дело сэра Джона Вудроффа (Артур Авалон), который своими переводами на английский язык и работами по шактизму в начале двадцатого столетия впервые познакомил западный мир с таинствами индийской Тантры. Знакомство это во многом было новым и для Индии, поскольку тантрические практики всегда держались в тайне, и передача знания осуществлялась исключительно от наставника к ученику в сопровождении особого обряда. Таким образом, за исключением самих посвященных адептов, мало кто владел ключами к подлинному пониманию тантрической символики и методов, что вызывало искаженное представление и предвзятое отношение к Тантре. До сих пор в Индии, особенно в среде брахманов – представителей высшей касты священников, занимающихся «чистой» сферой Вед, грамматики и Адвайты Веданты, сохраняется предубеждение против Тантры. Её значение часто сводится к магии, колдовству и  приобретению сверхъестественных способностей для стяжания личного блага и удачи, или манипулирования людьми и обстоятельствами. Это верно лишь отчасти. Можно сказать, что тантрическая традиция оперирует на двух уровнях: бытовом и трансцендентном. В первом случае, она действительно может иметь отношение к магии, колдовству, целительству, заговорам, и т. п. Такие способности (сиддхи) считаются опасными, поскольку отвлекают и укрепляют ложное «я», а потому воспринимаются как препятствия на пути йогина, стремящегося к подлинному освобождению, о чем и предупреждают многие тексты. Другой же уровень представляет собой великий свод освобождающего знания, раскрывающего основы и тайны бытия и содержащего проверенные тысячелетиями инструкции по работе с сознанием. Надо заметить, что лишь весьма незначительная часть этих текстов переведена на европейские языки, в то время как дурная слава о Тантре, или, что еще хуже, искаженное представление о ней, успели широко распространиться.

Махавидьи в индийской тантре

На западе репутацию Тантры сильно подмочило движение Нового Века (New Age), основная цель которого — популяризация (а точнее, профанация) древних мистических учений и сакральных текстов различных духовных традиций мира. Поскольку популяризация никогда не была и не может быть глубинной, и движется вширь в ущерб проникновению вглубь, низводя до бытового уровня бытийный и надбытийный смысл духовных текстов, она неизбежно вызывает уродливое искажение их смысла. Так, Тантра на западе (не без влияния популярного движения Ошо Раджнеша) стала ассоциироваться исключительно с техниками сексуального раскрепощения, с так называемым «тантрическим сексом», привлекательность которого заключалась в особом «духовном» его предназначении. Подобная «тантра» служила подходящей приправой  к «сексуальной революции» на западе, но никакого отношения не имела к древним тантрическим учениям Индии, даже в качестве карикатуры. Разделенному обыденному сознанию очень трудно отличить животную разнузданность от подлинной свободы полета, а соблазн магически управлять и подавлять — от всеведения и власти над самим собой. Именно поэтому тантрические адепты и оберегали свои мировоззрение и практику, используя специальный «сумеречный язык» и широко развитую систему символов и знаков, и сохраняя в тайне как методы духовной реализации, так и свою принадлежность к ним. Несмотря на официальную опалу, а, возможно, и благодаря ей, Тантра занимает в Индии весьма значительное место, и многие — от сильных мира сего до искателей истины — прибегают именно к её методам по сей день.   

Индию можно сравнить с огромным слоёным пирогом с начинками самых разнообразных верований и воззрений. Кроме систем, насаждавших аскетизм и уход от жизни, [1] таких как джайнизм и буддизм (за исключением буддизма Ваджраяны, развившегося уже в Тибете на основе индийской Тантры), существовали философские и йогические школы, видящие во всем творении без исключения сияющий лик Творца, его неизменно Божественную Волю и Бесконечную Игру. Вселенная виделась безграничным живым единым созданием, гармоничную мозаику которого составляли все её элементы — от минералов до звезд. Причем каждая кажущаяся отдельной часть этой вселенной несла в себе информацию об остальных её частях. Поэтому человек, по сути, вмещал в себя весь космос, т.е. ничем не отличался от Созидающего, Сохраняющего и Разрушающего начала. Адепты этих школ увидели за кажущейся изменчивостью мира неизменно пронизывающий его нерушимый Свет вечно присутствующего Сознания, а в самой этой изменчивости — Его Бьющую через край ничем не ограниченную животворную Энергию — Шакти. Эта движущая сила вселенной и была связующим звеном Духа и индивидуальной души, горнего и дольнего. Методы этих школ отличались от ведийских прежде всего своей всеохватностью, всепринятием, отсутствием строгих запретов и доступностью для всех без исключения. В такой построенной на всеобщей взаимосвязи модели мира не может быть разделения на чистое и нечистое, священное и богохульное, на я и ты. Причем методы эти считались наиболее пригодными для нашей смутной эпохи, получившей название Кали Юги.

Согласно тантрическому мировоззрению, Абсолютное Всепронизывающее Сознание  имеет биполярную структуру. Его неизменный статический аспект, покоящийся в себе самом, назван Шивой, а Шакти выражает динамический аспект Абсолюта, его стремление познать самого себя, т.е. стремление субъекта познать себя как объект. В индуизме этот процесс сравнивают с семенем подсолнечника и его маслом, с огнем и его свойством согревать, или же с водой и её свойством течь. Претерпевая динамические изменения, природа статического Абсолюта как Воспринимающего Субъекта остается неизменной и не омрачается никакими модификациями феноменального мира, проявляемого Шакти. Шива и Шакти — это два положения Абсолюта, взаимодействие и игра которых и создают вселенную. Индуистские авторы сравнивают такое строение с плодом чанака, два семечка которого так плотно прижаты друг к другу, что кажутся одним целым, а их оболочка или скорлупа сравнивается с Майей, т.е. силой забвения «Я»: лишь расколов её, можно постичь подлинную суть мироздания — трансцендентную статичность Шивы и имманентную активность Шакти.

Акцент на динамическом аспекте Абсолюта привел к возникновению шактизма, как самостоятельного движения. Обозначить границы этого движения сложно, так как его идеи встречаются и в джайнизме, и в буддизме Ваджраяны, в котором женский материнский принцип также виделся как основной. [2] Шактизм тесно связан с шиваизмом, поскольку Великой Богине поклоняются как супруге Шивы в многочисленных разнообразных её проявлениях, числом достигающих не менее тысячи. Посвященные богине храмы встречаются по всей Индии, но главные центры шактизма — это Ассам и Бенгалия, а Гималаи считаются жилищем Шивы и его супруги Парвати. Культ богини матери можно отнести к глубокой древности. Во время раскопок цивилизации Хараппы (третье-второе тысячелетие до н. э.) находили множество женских фигурок, относящихся к культу матери-земли, созидающего женского начала, богини как олицетворения плодородия.

Особенность тантрического мировосприятия и способов передачи знания заключается в том, что они имеют несколько уровней значений. С одной стороны, мы имеем дело с высокоразвитой изощренной метафизикой и утонченной философией (достигшей апогея в традиции кашмирского шиваизма), с другой — со сложной системой обрядов, внешняя сторона которых в лучшем случае совершенно непонятна непосвященному, а в худшем может вызвать шок и даже отвращение. Для подлинного их понимания необходимо знакомство не только с текстами, но и с устной живой традицией, что случается редко при чисто академическом подходе. При поверхностном взгляде, Махавидьи — просто редкая группа богинь, которым следует поклоняться разными способами для достижения определенных, преимущественно мирских благ. Но само слово «Махавидья» означает «Великое Знание» или «Великая Мудрость» (по сути, эквивалент буддийской Праджняпарамиты). Это указывает на то, что тантрическая практика, связанная с Махавидьями, нацелена на приобретение такой мудрости, в свою очередь призванной освободить адепта от двойственного восприятия действительности. Таким образом, олицетворяя, в метафизическом смысле, определенные уровни абсолютного Сознания, и заведуя определенными космическими функциями, десять Махавидий прежде всего являются путями садханы — духовной практики, учитывающей индивидуальную предрасположенность практикующего.

Необычная пугающая внешность некоторых из Махавидий [3] служит своего рода шокотерапией, призванной взрывать, будоражить сознание, выталкивать его из мутной спячки повседневности. То же относится и к некоторым тантрическим практикам, связанным с загрязнением, ужасом, смертью, сексом —  т.е. со всем тем, что считается запретным, о чем не принято говорить открыто, что составляет темную сферу подсознания. В просветленном сознании не может оставаться никаких темных углов, подавленных эмоций страха, ненависти, депрессии. Им необходимо «посмотреть в лицо», вытащить наружу и использовать скрытую в них мощную силу преображения. Подобно Шиве, который выпил яд, вышедший из вспахтанного океана, и этим спас мир от гибели, тантрические адепты работают с «ядами» негативных эмоций и постоянно раздирающих нас желаний, стремясь к переживанию целостности и единства бытия.  

 Трудно ответить на вопрос, почему Божественная Женственность предстает в образе именно десяти богинь. По некоторым предположениям, хотя время и пространство в сущности едины и неделимы, мы привыкли делить их на отдельные части, например: восток, запад, юг, север, юго-восток, юго-запад, северо-восток, северо-запад, верх и низ. Также едино и знание, но воспринимается оно посредством десяти органов чувств. [4]

Если оставить в стороне индуистский контекст десяти Махавидий, можно разглядеть стоящие за их образами вечные истины о любви, жизни, смерти и свободе. Десять богинь могут также служить универсальными архетипами поведения (и не только женского) и, возможно, помочь в понимании себя и окружающего мира.

[1] Образ жизни лесного отшельника (ванапрастха), а также полное отречение от мира (саньяса) предписывались индуистскими текстами как способ достижения последней и величайшей цели человеческой жизни — освобождения (мокша). Однако надо заметить, что в результате, монашество и аскеза широко распространились в индуизме, а затем и в буддизме как якобы единственно верные средства освобождения. Возможно, растущая склонность к монашеству сыграла весьма негативную роль в истории Индии. Достигшие духовной зрелости люди, живущие уединённо в пещерах, монастырях и ашрамах, переставали участвовать в жизни деревни, города, страны, уступая дорогу одержимым жаждой власти правителям, в конечном итоге получившим  исключительные полномочия. Древний идеал властелина, сочетавшего качества провидца (риши) и царя (раджа), какими были, к примеру, Рама и Кришна, был забыт.

[2] По словам известного тибетского ламы Чогьяма Трунгпа, «В любом феноменальном опыте, будь то наслаждение или боль, рождение или смерть, добро или зло, всегда необходимо найти основную суть. Это основание известно в буддийской литературе как материнский принцип. Праджняпарамита (совершенная мудрость) носит название матери-супруги всех Будд…В качестве принципа построения Космоса, всеобъемлющее основание не является ни мужским, ни женским по своей природе. Оно может быть названо двуполым, но по причине своего свойства порождать и приносить плоды, оно считается женским началом. (цит. в сборнике «Знаменитые йогини»; изд-во «Путь к себе», Москва, 1996, стр. 5).

[3] В некоторых Махавидьях (особенно явно это выражено в Кали и Дхумавати) можно узнать с детства знакомых героинь русских сказок — с той же атрибутикой, внешностью и, похоже, с тем же предназначением пробуждать.

[4] Также о кашмирской практике двенадцати Кали см. в главе, посвященной Махавидье Кали. Также: Б.Н. Пандит. Основы кашмирского шиваизма. М.: Изд-во «Профит Стайл», 2004; стр. 223-229; Б.Н. Пандит. Кашмирский шиваизм. Наслаждение и освобождение. “Ганга”, 2010; стр. 233-247; Rastogi, N. The Krama Tantricism of Kashmir. Motilal Banarsidas, New Delhi, 1979.

 

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *