Первое яркое ощущение того, о чём мы читали с Б.Н. Пандитом, стало постепенно интегрироваться в жизнь. Я вспомнила, как доктор Мишра когда-то говорил мне, что наступит момент, когда всё прочитанное и услышанное о йоге станет переживаться изнутри, как часть меня, как жизнь. Настоящее понимание всегда подтверждается преображением жизни. Не иначе. В традиции кашмирского шиваизма считается, что если человеку прививать вкус к высшему, дать почувствовать этот вкус, то постепенно сам собою, без подавления и аскетического насилия, отпадёт всякий интерес к низменным удовольствиям, страстям, амбициям, ко всем ловушкам этого мира. Потому что все они – лишь компенсация чувства обделенности и ограниченности, в которое пойманы люди, компенсация утраты подлинной свободы, всесилия и счастья, таящихся, подобно мускусу оленя, не во внешних зыбких предметах. А обнаруженное сокровище настолько затмит былые увлечения, интересы и привязанности, что они отвалятся от вас, как «спелый огурец от черенка».[1] Раз вкусив настоящий мед, вы никогда не перепутаете его с сахарным сиропом. Тексты, которые мы читали, были записаны не для академических учёных, не для украшения частных коллекций и библиотек. Их писали товарищи для товарищей, для тех, кому хватит ясности ума, широты и трепета сердца и непреклонности воли понять и реализовать их как инструкцию, подсказку, совет – как вспоминать, кто ты на самом деле. Каждая строка была ступенью лестницы, которую ты одновременно строил, созерцал и по которой восходил. Они также были написаны, по словам Абхинавагупты, «для всех тоскующих на чужбине по истинной благодати», для всех, кто запутался, сбился, но смутно помнит, что бывает по-другому, что можно видеть, дышать, знать, любить иначе, шире и вольготнее, чем привыкло большинство людей, чем живёт мир. Один бывший кришнаит удачно передал суть этой тоски по высшему. Он сказал, что это напоминает ссору с любимым другом. Вроде, все вокруг по-прежнему, а внутри всё что-то свербит и не даёт покоя, и душа не на месте. Хотя всякое сравнение будет грубым и приблизительным, но эту жажду высшего можно сравнить со стремлением вырваться в мирный благополучный край из страны, охваченной тоталитарной диктатурой, или хунтой. Или с самой ранней стадией влюбленности, когда всё существо поглощено одной мыслью – о возлюбленном человеке. Отсюда в суфизме и в поэзии бхакти Бог – это всегда возлюбленный, к которому вечно стремится душа йогина. Как в стихах Кабира, «ввысь взлетает одинокий лебедь».[2] Индийские авторы иногда сравнивают жажду Бога с желанием глотка воздуха находящегося под водой. В санскрите есть форма глагола дезидератив, которая выражает желание и волю к действию. Она образуется удвоением корня. Например, дидрикша – желание видеть, или джижняса – желание знать. Когда они сильны, они сами ведут человека. Готового ученика сравнивают с сухим сеном, так что одной искры гуру, или учения достаточно для возгорания. Кого-то высушивают до нужной кондиции страдания и лишения, кого-то врождённый ясный ум и крепкая воля, а кто воспламеняется от одного взора гуру. У всех свой путь к свободе. Но начинается он с одного – с осознания собственной связанности и её природы, с ясного понимания, что в ответе только мы сами и обвинять любые внешние обстоятельства незрело и малодушно. Кто закабалил нас? Как, какими удавками и почему ограничены наши по сути безграничные воля, знание и действия? На эти вопросы древние йогины нашли не просто ответы. Они увидели корни закабалённости и методы освобождения. Разные способы получения долгожданной визы в благословенную страну. «Далёко, далёко за морем…». Методы разные, потому что люди не равны, как и степень их омрачённости и удалённости от собственной божественной природы. Она же, их изначальная природа, не претерпевает ни малейших изменений, даже проходя разнообразные трансформации, даже разворачиваясь из Абсолютного Бога и становясь миром, людьми, учеными, рабами, царями, деревьями, животными, насекомыми, минералами.

Мы несвободны, потому что привыкли к несвободе, потому что она известна, знакома, в ней нестрашно, тепло и уютно. В ней жили и умирали миллиарды людей до нас. Искать свободы значит свернуть с прямоезжего освещенного хайвея в джунгли, где и тропинка-то едва приметна. Но есть волшебный фонарь опыта людей, которые вышли на свет, и до сих пор остались их чудом дошедшие до нас слова. Они освещают тропинку, помогают приобретать качества йогина, не отличные от качеств Шивы. Слово Шива на санскрите значит «блаженство». Первое абсолютное условие движения вверх – единство мысли-речи-действия. Это значит не бояться правды о мире, себе, людях, даже если она горька. Недаром на гербе Индии строка из Мандукья-упанишады:  “Satyam eva jayate” – «Только правда побеждает». Не бояться быть самим собой и жить по душе и по судьбе. В любых обстоятельствах. Несмотря ни на какие препятствия, ни на какие кровавые объятия того, что люди часто трусливо прячут под внушительными ярлыками “любви” и “долга”. Не бояться поступать и жить так, как подсказывает сердце, даже если это предполагает прыжок в неизвестность. Тогда раскрывается парашют непреложного космического закона: бесстрашных бережёт мир, за неблагодарных благодарит Бог, и помогает тем, кто знает как помочь себе. И изумлённый, ты вдруг начинаешь видеть, что все события и встречи твоей жизни – не что иное, как отражение твоего сознания, природа которого – свет и блаженство. Иногда бродячее.

[1] Сравнение взято из мантры Махамритьюнджая – Шивы, побеждающего смерть, упоминавшейся ранее. Там: «как огурец освобождается от черенка, так избавь нас от смерти, но не от бессмертия».

[2] Kabir. “Udjaega hamsa akela”.